2-10.

[Natsume Yuujinchou Fest]

2-10. АУ. Семья Фудзивара потомственные оммёдзи. Как будет развиваться жизнь Нацуме?

@темы: Тур 2, Выполненно, Нацуме Такаши, Фудживара Шигеру, Фуджирава Токо

Comments

[Гость]

82 слова. Сомневаюсь, что можно засчитать за полноценное исполнение, но с заказчиком поделиться хочется.

Заманить ёкай в ловушку бывает непросто: слух о мальчике со шрамом на шее разнесся по всей долине.
- Не ходи в тот лес, – шепчет призрак, смешно изогнув длинную шею.
- У нас завелся предатель, – охают пни на открытых полянках.
- Он уводит ёкай к экзорцистам! – кричит двухвостая кошка.
Нацуме закрывает лицо руками, выкрашенными хной, сжимает пряжку плетеного ошейника. Ёкай рассказывают о нем самом, доверительно заглядывая в глаза, хватая за красные пальцы; иногда идут следом – хотят сожрать.
Нацуме вкусно пахнет. Это его работа.

[Linoha]

Ой О_О как-то страшно))))

но за баловство очень идет)))

заказчик.

[Гость]

Linoha, я вам что-нибудь более приличное напишу. Заявка понравилась.
недоавтор

[Linoha]

недоавтор

буду рада почитать)))

[Гость]

Как интересно бы повернулась жизнь Нацуме)
а почему со шрамом? это было в каноне (просто я еще не досмотрела) или авторский момент?

[Гость]

а почему со шрамом?

Авторская додумка Очень может быть, что притворяться ёкай у Нацуме получилось не сразу. В опасную сторону жизнь повернулась.

[Гость]

Авторская додумка Очень может быть, что притворяться ёкай у Нацуме получилось не сразу. В опасную сторону жизнь повернулась.

Ооо, прям хочется подробностей))

[Li Tomoko]

Это очень круто О_О. Автор, вы поразили меня за эти восемдесят два слова *_*

[Гость]

хм, не знаю это ли хотел заказчик, но надеюсь вышло более мение нормально...Сам не пишу, но почему то захотелось, уж слишком заявочка заинтреговала...OOC, Au, немного дарфика...750 слов

Когда семья Фудживара захотела приютить тебя, ты был безумно счастлив. Невозможно было описать твое состояния простыми словами. Понимание, что их не заставлял долг взять тебя на попечение, понимание того, что они просто захотели о тебе позаботиться, действительно радовало. Первое время было невероятно: никаких взглядов наполненных непониманием, жалостью и одновременно злостью; никаких злых духов; никаких «неудобных» случаев.
Все началось потом. В один из обычных дней, когда ты убегал от ёкаев, которые почему-то стали более активными после твоего переезда, ты сломал сдерживающую печать. И пошло поехало. Известие о твоей бабушке и ее тетради не шокировало тебя настолько, насколько шокировала открывшаяся тайна семьи Фудживара. А истинная причина твоего усыновления больно кольнула по сердцу. И правда, кто из посторонних захочет неприятности из-за такого, как ты, если при этом нет пользы? А посторонние - это все, кроме погибших родителей. У тебя нет близких. Ты знал, но не осознавал. Тугой комок боли и пустоты образовался под сердцем. Никому не нужен. Ты сам никому не нужен.
Причина твоего усыновления проста - ты можешь видеть духов. Эта выяснилось, когда ты в очередной раз убегал от духов. Ты убегал от очередного екая очень долго и не было возможности взобраться на дерево, к сожаленью не было. От долгого бега ноги налились тяжестью и часто заплетались, запинались о разные выступы, горло болело от сбившихся и неровных вдохов живительного кислорода, перед глазами плыло, но ты упорно продолжал бежать. Ты понимал, что если остановишься, то наврядли сможешь увидеть завтрашний день. Задержав дыхание, ты рванул вперед из последний сил. Надеясь оторваться и наконец, забраться на дерево, переждать, это все, что тебе остается. Зажмурив глаза, ты рванул вперед и … явно не ожидал склона. Запнувшись и прокатившись по ярко-зеленой траве вниз, ты не подвижно замер, стараясь унять бешено стучащее сердце, параллельно думая, где носит Нянко-сенсея в такой момент. Вечно его нет рядом, когда он так нужен. Тут рядом раздался мягкий, очень хорошо знакомый тебе, голос, говоривший на незнакомом тебе языке. Ты неверующе посмотрел в сторону женщины, стараясь выкрикнуть застрявшие в горле слова, но вместо этого пораженно замер. До боли знакомая женщина стояла рядом с тобой в непривычной для глаза одежде. Кимоно было заляпано красными пятнами – большими и маленькими. Кровь – отчетливо и панически прозвучала мысль в твоей голове. Медленно, боясь увидеть то, о чем ты подумал, ты переводишь взгляд за спину своей неожиданной спасительнице. Екай лежал в неестественной позе, некоторые кости торчали из-под некогда живой плоти, до сих пор теплая кровь урывками вытекала из рванных ран. Крупное тело с кривыми узорами было плохо опознаваемо, оно было полностью изуродовано, некоторые участки начали осыпаться пеплом. От жуткой картины тебя начало потряхивать, в горле оказался комок, помогло только то, что ты видел вещи и поужасней, ведь екаев ты начал видеть со смерти отца, а главное ты видел саму смерть отца.
- Токо-сан, что… что происходит?- почему-то на свой вопрос ты не получаешь ответа. Женщина продолжает стоять рядом и возвышаться над тобой. Она как всегда мягко улыбается, хотя недавно… ты сгладываешь ком в горле и садишься, стараясь не так явно дрожать. Госпожа Фудживара присаживается рядом с тобой и тянет руку к твоему лицу, видимо хочет как-то приободрить, вот только…вот только рука в темно-красной, фактически черной крови. Нежные женские руки заляпаны кровью. Ты непроизвольно отшатываешься. Дрожа еще сильнее.
-Знаешь, Такаши-кун, я уже думала, ты не оправдаешь наших надеж и окажешься обычным мальчиком, но ты смог. Ты оправдал возложенные на тебя надежды. Ты их видишь. Ты их притягиваешь. Я так рада,- своим обычным мягким тоном тянет женщина, которая могла заменить тебе мать, еще бы чуть-чуть и заменила бы, но не теперь. Отвращение. Вот, что ты испытываешь. Отвращение и страх. Всепоглощающий страх. Ты не знаешь чего можно ожидать от такой, совершенно не известной тебе, Токо-сан.
-Токо-сан, что…что,- она прикладывает к твоим дрожащим губам палец, прося тишины. Чувствуешь металлический привкус крови, ты застываешь, боясь пошевелиться. В голове бьются хаотичные, бессмысленные и панические мысли.
-Тихо, Такаши-кун, теперь мы с мужем сможем заняться твоим воспитание, ох.- она прикладывает окровавленные руки к щекам, как всегда делает, когда чем-то смущенна , но при этом этим чем-то чрезвычайно довольна,- я прям вижу каким сильным экзорцистом ты станешь.
Кровавые следы остались на щеках женщины, когда она убрала руки и внимательно и серьезно посмотрела на тебя, через секунду на ее губах играла расчетливая улыбка.
С этого момента твоя жизнь резко изменилась, не сказать, что в лучшую сторону. Единственным якорем был как не странно Мадара. Жаль, что ты не совершеннолетний и не сможешь самостоятельно позаботиться о себе, точнее здравоохранения не позволят позаботятся тебе о себе. Твоя жизнь поменяла тона, но не все….еще есть то, что сможет круто изменить ее, изменить твою жизнь.

[Linoha]

ой О_о даже страшно немного стало.

но именно чего-то такого и хотелось))) немного грустного, чуть понимающего и взрослого. ты только за себя.
спасибо автору)

[Гость]

рад, что понравилось заказчику) старался)

автор 2

[Чайная ведьма]

Первый страшний. второй как-то ближе к канону, но всё-таки... ужасная заявка. Прекрасное исполнение.

[Гость]

Первый автор выполз снова.
Очень сомневаюсь, что японцы когда-либо использовали наживку для истребления духов, так что ритуальность – моя выдумка. Я знаю, что ничего не знаю о культуре Японии, обвинять меня в этом нет смысла.
Как раз момент получения шрама.
844 слова об одной охоте.

- У тебя все получится.
Голос Токо-сан журчит в полутьме звонким ручьем на каменистом склоне – напряженный свист и шелест ткани, звон подвесок и плеск дождевых капель придают ему особое очарование. Такаши слушает невнимательно: ему только что выкрасили хной руки, и нужно держать их так, чтобы не запачкаться.
- Посмотри на меня, – просит Токо-сан.
Ее чуткие пальцы рисуют на лице Такаши замысловатый узор, поверх которого ляжет маска – чтобы наверняка. Такаши Нацуме перестает быть человеком все сильней с каждой минутой, с каждым скупым движением рисовальщика приближается к той своей сущности, которую люди зовут «ёкай». Подсохшая хна отшелушится, оставив после себя слабый след, выгорит дотла пучок вымоченной в крови аякаши полыни, – и настанет время заворачиваться в кимоно.
Поверх белого – желтое, поверх желтого – золотое, поверх золотого – нежно-фиолетовое, едва выглядывающее из-под верхнего, карминно-красного. Такаши теряется в его насыщенном цвете, становится бледным, будто всю кровь из него выпила ткань; хна набирает силу.
По карминно-красному шелку летят серебряные ястребы, задевая верхушки малахитово зеленых гор. Такаши осторожно ступает босыми ногами, привыкая к мелким шажкам, гремит всеми пришитыми-надетыми-спрятанными в складках ткани украшениями. Руки Шигеру-сана, который грубее, затягивают на его шее неширокий ошейник.
Его голос резок, будто ворочающий многотонные глыбы сель – раскаты грома подходят как фон удачно – Шигеру-сан говорит о деле.
- Ты аякаши, когда-то бывший человеком, и ты ненавидишь людей. Запомни это.
- Да, Шигеру-сан.
- Люди продали тебя за гроши другим людям, которые делали неподобающие вещи. Запоминай.
- Да, Шигеру-сан.
- Ловушки расставлены в нескольких местах – спрашивай дорогу к ним, проси проводить. Ты запомнил?
- Да, Шигеру-сан.
- Удачи, Такаши. Мы любим тебя.
- Да, Токо-сан, Шигеру-сан.
Такаши выпускают наружу, в мокрый лес, напоследок как следует окурив дымом ладана и чертополоха. Сила расходится от него волнами, приманивая ёкай. Он не чувствует себя человеком, и скользить по прелой листве оказывается легко, и дождь стучится в легкий бамбуковый зонт. Карминно-красное кимоно видно на тропинке издалека, видно, как с горы спускается яркий всполох, ступая мелкими шажками.
Заброшенный дом, едва-едва удерживаемый от того, чтобы прогнить и развалиться от старости, в ожидании замирает. Семья Фудживара, впервые решившаяся на подлость, надеется победить.
Яркое пятно движется вместе с дождевыми потоками, которые земля уже не может принять – книзу. Сквозь унылую серость туч проглядывает алый закат, рассыпаясь над темно-зеленым лесом; в небе кружат черные силуэты птиц. Мир повторяет узоры на кимоно, стремясь услужить.
Такаши идет долго, но проходит всего ничего – выносливости нет, ноги быстро начинают гудеть от непривычного шага. Усердно отгоняя мысль о наказании за испорченную вещь, он садится на мокрый пенек, зажимает ручку зонтика подмышкой. Наказания не будет, Фудживара еще ни разу его не наказывали, а ведь он в первый же день опрокинул вазу с цветами на алтаре…
- Я не видела тебя здесь раньше.
От неожиданности легенду удается вспомнить не сразу, Такаши теряется, цепляется за ручку зонта беспомощным движением. Ёкай терпеливо ждет ответа, покачиваясь на ветру всем телом. Она похожа на столетнее дерево, которое кто-то выкопал из земли и одел в белую юкату – у нее бугристое, в трещинах лицо цвета дубовой коры и длинные ветви-руки.
- Мою поляну застроили, я ищу новую. Не знаешь, есть ли тут поблизости подходящая?
Страх сковывает язык Такаши, делает его непослушным, вялым. У него едва получается невнятное бормотание, неубедительное настолько, что он сам себе не верит. Не верит и ёкай, качает головой и всем телом, готовясь уйти.
- Не буду тебе помогать. Не буду-не буду, никто тебе не поможет, иди дальше, дальше, иди один.
Белая юката растворяется в лесу, затихает старческий скрип – а Такаши готов заплакать. Он не может вести ёкай в ловушки, но не хочет и расстраивать Фудживара, таких добрых, спасших его от переездов из дома в дом. Неуверенность заставляет его чувствовать себя маленьким и глупым.
Он отправляется дальше, только когда дождь становится редкой капелью. Зонтик уже не кажется легким, шагать по скользкой земле тяжело, ветки, камни и корни впиваются в босые ноги – Такаши все-таки человеческий ребенок, как бы ни притворялся кем-то другим.
Когда он готов уже повернуть к ближайшей ловушке, чтобы снять наконец влажные кимоно, звенящие на каждом шагу украшения и запотевшую маску, появляется еще ёкай. Проносится мимо так, что увидеть его только краем глаза получается, останавливается на дороге к ловушке, отрезая путь.
- Вкусненький, – шипит. Его змеиный раздвоенный язык пробует тяжелый воздух.
Такаши отмирает быстро – думал, уже отвык от преследования – и едва не падает, сделав слишком широкий шаг. Ёкай смеется, замахивается рукой, на которой каждый ноготь заточен остро. Ткань кимоно трещит оглушительно, по ногам течет горячая кровь, но теперь получится убежать – перерезанный оби тяжело оседает на землю.
Ёкай несется по лесу, смеясь весело, взахлеб.
Другая ловушка далеко, почти у самого дома, и Такаши бежит вокруг этой, побросав в мокрый мох зонтик, кимоно и звенящие украшения. Ветки бьют по голой коже больнее, ткань нижнего легкого кимоно рвется под когтями охотнее. Ёкай подгоняет криками и жгучими несерьезными ранками, готовясь убить, когда гонка наскучит, а круг ловушки все ближе, уже мелькают в листве первые печати…
- Надоело! – кричит ёкай.
Увернуться от когтей не получается: на шее Такаши, чуть выше ошейника, раскрывается широкий разрез. Он бежит вперед, роняя кровь, на ватных ногах – и падает кому-то на руки, сам не понимая, что случилось.
- Завтра получится лучше, – шепчет ему на ухо Токо-сан, прижимая рану чуткой рукой.

[Князь_батюшка]

интерестная заявка и исполнения тоже