Чокнутая Нацумэ Рэйко ненавидит людей, – шепчут дети на улицах. Чокнутая Нацумэ Рэйко ненавидит ёкай, – шепчут листья в лесу. Нацумэ Рэйко лежит на берегу реки, раскинув руки, и смотрит в небо. Тени облаков плывут по её лицу, редкие лучи солнца вспыхивают в её волосах золотистыми нитями – ненадолго, чуть заметно. – Ты давно меня не зовёшь, – шелестит воздух. Сначала – порыв ветра, сладкий запах духов и сливового вина, табака и цветов. – Если ты хочешь видеть меня не больше, чем я – кого угодно, – криво усмехается Рэйко, не поворачивая головы, когда на её руку падает холодная знакомая тень, – зачем рисковать. – Думаешь, у нас есть хоть что-то общее, человеческий детёныш? – мурлычет Хиноэ, усаживаясь на траву, поджимая под себя ноги. В отличие от школьной формы Рэйко, шелковое юката аякаши не мнётся, не пачкается – если Рэйко чему и завидует, то этому, удобно же. Дым кольцами улетает в небо, Рэйко разглядывает пальцы Хиноэ, гладящие чёрное дерево трубки, и отгоняет озорную мысль – отобрать. Кто ей, в конце концов, помешает? И вскидывает руку Рэйко ещё до того, как понимает, что делает. Руки Хиноэ холодные – но у Рэйко не теплее – а больше ничем от человеческих и не отличаются, ну, кожа гладкая, а у Рэйко сухая от ветра, всегда в царапинах, ну, пахнут табаком и цветами, а у Рэйко – чернилами и бумагой. – Да, – говорит Рэйко, крепче сжимая пальцы. – Да, у нас куда больше общего, чем кажется. Чем ты думаешь. Хиноэ улыбается своей загадочной улыбкой, способной напугать что человека, что духа, и позволяет пропахшему цветочной сладостью шёлку взметнуться в воздух – и закрыть Рэйко глаза. – Девчонка, – шепчет Хиноэ – и вдруг хихикает: пальцы Рэйко скользят по ладони, прочерчивая линии иероглифа. – Защитник мой, – дыхание Рэйко чуть колышет шёлк, – открой своё имя. И Хиноэ подносит их сцепленные руки к губам, и вот дыхание – горячее. Нацумэ Рэйко любит только тех, кого сама выбирает. Как и те, кого она выбирает.
Чокнутая Нацумэ Рэйко ненавидит людей, – шепчут дети на улицах.
Чокнутая Нацумэ Рэйко ненавидит ёкай, – шепчут листья в лесу.
Нацумэ Рэйко лежит на берегу реки, раскинув руки, и смотрит в небо. Тени облаков плывут по её лицу, редкие лучи солнца вспыхивают в её волосах золотистыми нитями – ненадолго, чуть заметно.
– Ты давно меня не зовёшь, – шелестит воздух.
Сначала – порыв ветра, сладкий запах духов и сливового вина, табака и цветов.
– Если ты хочешь видеть меня не больше, чем я – кого угодно, – криво усмехается Рэйко, не поворачивая головы, когда на её руку падает холодная знакомая тень, – зачем рисковать.
– Думаешь, у нас есть хоть что-то общее, человеческий детёныш? – мурлычет Хиноэ, усаживаясь на траву, поджимая под себя ноги. В отличие от школьной формы Рэйко, шелковое юката аякаши не мнётся, не пачкается – если Рэйко чему и завидует, то этому, удобно же.
Дым кольцами улетает в небо, Рэйко разглядывает пальцы Хиноэ, гладящие чёрное дерево трубки, и отгоняет озорную мысль – отобрать. Кто ей, в конце концов, помешает? И вскидывает руку Рэйко ещё до того, как понимает, что делает.
Руки Хиноэ холодные – но у Рэйко не теплее – а больше ничем от человеческих и не отличаются, ну, кожа гладкая, а у Рэйко сухая от ветра, всегда в царапинах, ну, пахнут табаком и цветами, а у Рэйко – чернилами и бумагой.
– Да, – говорит Рэйко, крепче сжимая пальцы. – Да, у нас куда больше общего, чем кажется. Чем ты думаешь.
Хиноэ улыбается своей загадочной улыбкой, способной напугать что человека, что духа, и позволяет пропахшему цветочной сладостью шёлку взметнуться в воздух – и закрыть Рэйко глаза.
– Девчонка, – шепчет Хиноэ – и вдруг хихикает: пальцы Рэйко скользят по ладони, прочерчивая линии иероглифа.
– Защитник мой, – дыхание Рэйко чуть колышет шёлк, – открой своё имя.
И Хиноэ подносит их сцепленные руки к губам, и вот дыхание – горячее.
Нацумэ Рэйко любит только тех, кого сама выбирает.
Как и те, кого она выбирает.
нз.
читатель-шиппер
всё, лень ставить галочку "анонимно", все равно скоро спалюсь из-за невнимательности )))